По своему размаху этот фестиваль не идет ни в какое сравнение с такими общепризнанными центрами европейской фестивальной жизни, как Авиньон, Вена, Берлин или Амстердам, но в консерватизме нового худрука Хельсинкского фестиваля, известного финского тенора Топи Лехтипуу, точно не обвинишь. Едва ли не каждый спектакль, включенный в программу этого года, мог стать зачином к бурной дискуссии на любимую всеми тему «А театр ли это?» (другой ее вариант: «А искусство ли это?»). Ни одного спектакля по классической драматургии, который бы позволил поспорить о том, чем актер X лучше актера Y и достаточно ли органично актриса Z прочитала свой финальный монолог, мы так и не увидели. Не фестиваль, а торжество кросс-жанровости и антибуржуазности.
В Schaubuehne премьера спектакля «Эдип-тиран» Ромео Кастеллуччи
Режиссер взглянул на трагедию Софокла глазами монахини-католички и чуть не ослеп сам
Зритель Хельсинкского фестиваля блуждал по городу, ведомый искусственным разумом, в спектакле Remote Helsinki (проект немецкого театра Rimini Protokol за последние несколько лет распространился по многим городам Европы, включая Москву и Петербург). Иногда его укладывали в постель прямо на центральной улице Хельсинки лицом к лицу с сердобольной и симпатичной актрисой, которая на ушко рассказывала ему всю историю его жизни, пытаясь утешить тем, что, дескать, он не один на свете такой неудачник (15-минутный перформанс аргентинца Фернандо Рубио Everything by my side). После такого интимного психоаналитического сеанса зритель получал шанс стать пациентом неврологического Института Стикса, отправившись в бывшую Мариинскую больницу. Каждого обладателя билета на спектакль Валттери Раекаллио «Нейроман» срочно направляют в регистратуру, переоблачают в больничный халат и укладывают все в то же горизонтальное положение: дескать, нервы у вас, батенька, ни к черту. После этого дают выпить таблетку (самые нервные втихаря выбрасывали ее, едва строгая медсестра отвернется) и снаряжают в опасный трип по четырехэтажному больничному корпусу. Шарахаться от психов и психованных врачей в «Нейромане» приходится так часто, что в конце концов и встречным зрителям начинаешь ставить нехороший диагноз, да и на себя в зеркало смотришь с подозрением.
Ветхозаветная режиссура
Ромео Кастеллуччи хорошо известен в Москве, где он не раз показывал (и даже ставил в электротеатре «Станиславский») спектакли. Итальянский режиссер не в первый раз обращается к библейским мифам. В 2001 г. на Театральной олимпиаде в Москве показали его постановку «Генезис» по мотивам ветхозаветной книги Бытия. В 2008 г. Кастеллуччи по заказу Авиньонского фестиваля выпустил сценическую трилогию по мотивам «Божественной комедии» Данте. А спектакль «Проект J. О концепции лика Сына Божьего» (2011) вызвал протесты религиозных фанатиков в разных странах Европы.
Спектакль Go down, Moses («Сойди, Моисей»), в отличие от вышеперечисленных, не отнести ни к «бродилкам», ни к жанру site-specific (он идет на большой сцене Финского национального театра), но все же постановка Ромео Кастеллуччи – яркий пример так называемого постдраматического театра, где начисто отсутствует всякая сюжетная или повествовательная нить, а принцип «здесь и сейчас» заменен принципом «где-то в вечности». Если в спектаклях Remote Helsinki или «Нейроман» зрителю предлагалось блуждать по городским улицам или незнакомым зданиям, то в спектакле Кастеллуччи речь пойдет о Моисее, который уже несколько тысячелетий водит человечество по «пустыне реального», но никак не выведет его в землю обетованную. Go down, Moses – это самая известная строка из афроамериканских спиричуэлс, которую исполняли рабы, мечтающие о божественной свободе.
Кастеллуччи делает публику свидетельницей нескольких эффектных и почти бессловесных эпизодов-инсталляций, трудно поддающихся расшифровке. Картинка номер 1: наши современники в безукоризненно сшитых костюмах совершают хаотические движения по картинной галерее, вглядываясь в рисунок Дюрера «Заяц» («может быть, поклоняются кумиру, что строго-настрого запретил Бог соплеменникам Моисея?» – тщетно пытаешься домыслить ты). Картинка номер 2: женщина, истекая кровью, рожает младенца в стерильно-кафельном интерьере общественной уборной. Картинка номер 3: мусорный бак, в котором надрывается от плача новорожденный. Картинка номер 4: следователь допытывается у роженицы, зачем она выбросила мальчика, а та отвечает, что пустила его по водам Нила и что ему суждены великие дела. Несложно догадаться, что в предыдущем эпизоде был утилизирован тот самый Моисей, что выведет нас из рабства. Картинка номер 5: женщина укладывается в томограф и под неземные звуки отправляется в нем, словно в машине времени, в ослепительную даль – то ли в прошлое, то ли в будущее. На картинке номер 6 выясняется, что пункт ее назначения – доисторическая (или, может быть, послеисторическая?) пещера, где люди в обезьяньих масках, сильно смахивающие на персонажей фильма «Планета обезьян», хоронят еще какого-то, нам неизвестного младенца и пишут на прозрачном занавесе, который отделяет ту реальность от этой, сигнал о спасении: SOS, спасите наши души.
Однако Моисей, осененный божественным светом, так и не спускается с горы Синай, чтобы дать нам всем новые указания от Господа, а Кастеллуччи, в свою очередь, отказывается дать нам ключ к собственному спектаклю. Дескать, блуждайте дальше, ребята, путешествие продолжается.
Хельсинки
